Маша АКСЕНОВА, Макс ГОРЕЛИК
Скоморох с дипломом
Псой Короленко: Главное — это полная открытость
Вечерняя Москва, 17 января 2002.
Демонический взгляд сквозь дымовую завесу. 10 января. Полночь. На сцене клуба “Б2” кандидат филологических наук Псой Галактионович Короленко представляет уже второй свой CD Fioretti (“Цветочки”). Некий трип от стеба к лирике и обратно. Угар, лингвистический рэп и вавилонская башня языков (начиная с идиш и кончая языком утихомирившегося шансонье деконструкции Ж.Дерриды). Аудитория то погружается в философские размышления под аккомпанемент знаменитой псоевой гармохи (на самом деле — младшей модели синтезатора Casio), то дружно скандирует: “Буратино был тупой!” А молодежный филолог и акын, боди-сингер, музыкальный перформансист и странствующий проповедник продолжает свою шаманскую песнь.
— Милый Псой, мы запутались в ваших ярлыках. Помогите разобраться, кем вы являетесь сегодня?
— Сейчас я прежде всего — ученый-скоморох. Я езжу по разным странам и выступаю в университетах с новым оригинальным жанром “лекция-концерт”. Восстанавливаю старинный дух европейской университетской культуры. Тогда не было такой принципиальной разницы между ученым и скоморохом.
— Будучи “молодежным филологом”, почему вы игнорируете тинейджерский жаргон?
— Я им навязываю свой жаргон. После того как я появился у Диброва в “Ночной смене”, у моих студентов вошло в поговорку: “Тупой, как дрова”.
— Имя “Псой Короленко” очень многозначное. Оно с самого начала должно было обусловить разнообразие вашего творчества?
— Христианство — связь с Псоем Египетским. Конец века, распад империи, национальный вопрос, а также тема страха — связь с писателем Короленко. Образы животных — имя Псой напоминает пса. Ещё Псой похоже на Цой — элементы рок-песни. А в Праге мне запретили писать на афише фамилию Короленко, сказали, что все подумают: это украинский гастарбайтер.
— Вы неоднократно заявляли, что своими концертами исследуете феномен песенности. За несколько сезонов у вас, вероятно, уже накопился обширный лабораторный материал. Не могли бы вы словесно сформулировать те чудесные открытия, на которые вы набрели во время ваших концертов?
— Я понял, каким должен быть современный акын. Главное — это полная открытость. Я выхожу к людям практически совершенно голый. Обычно в переносном смысле, хотя вот на представлении “Новые Скоморохи” в О.Г.И. я был голый по-настоящему, весь в меду и в перьях. На концерте, посвященном Иву Монтану, я разделся до пояса в песне C
oeur de mon coeur. Это оголение тела символизирует обнаженность души. Ещё будет концерт в бане.— А пока вы решили выступить в одном из самых больших московских клубов. Вы решили порвать с андеграундом? Выходит, каждый подпольный музыкант мечтает о миллионной славе?
— Дело не в славе, а в работе с самыми различными аудиториями. Это должно соответствовать разнообразию песенных традиций, с которыми я работаю.
— Но все ли это понимают? А ну как на следующий ваш концерт придет публика, не подкованная в современном искусстве?
— А и не надо быть подкованным. Мои песни обращаются прямо к душе. Ошибка думать, что я пою для каких-то особых продвинутых интеллектуалов. Я пою для простых людей о простых вещах — про любовь, про человека, про Бога. Главное в моих песнях — сочетание рефлексии и спонтанности.
— Когда вы писали учебник по литературе для абитуриентов, насколько легко вам было смириться с существующей программой? Не думали ли заняться реформированием? Если да, то каких писателей вы бы сократили, а какими бы — дополнили?
— Я бы прежде всего отменил письменный экзамен по литературе в виде сочинения. А набор писателей в школьной программе — это канон, сложившийся в силу объективных социальных, экономических, культурных причин. Надо менять не набор писателей, а их интерпретацию. В школе преподают литературу как какую-то учительницу жизни, навязывают ученикам набор архаических стереотипов поведения, а в наше время это просто вредно.
— Помнится, была акция по сожжению вредной любимой книги. Какую книгу вы сожгли тогда? Не планируете ли устроить еще что-нибудь подобное “с огоньком”?
— Я сжег роман Достоевского “Преступление и наказание” под впечатлением от трагедии, которая произошла незадолго до этого. Одна моя знакомая девушка из Твери была убита своим приятелем, который возомнил себя каким-то новым Раскольниковым. Потом нашли его дневники, там были цитаты из Достоевского. Конечно, это не значит, что Достоевский виноват. На этой акции речь шла о нашей собственной агрессии,
вчитанной в книгу. Ещё я сжег мой любимый роман Стивена Кинга “Сияние” из-за сильной идентификации с героем, которого играет Николсон.— Насколько вы терпимый человек? Что может вас вывести из себя? Говоря словами вашей песни, кого и за что вы бы бросили в Гудзон?
— Меня практически невозможно вывести из себя. Что же касается Гудзона, то об этом прямо говорится в моей песне I Have A Dream. Есть три врага — agression (гнев), depression (уныние) и addiction (зависимость, пристрастие). Их-то и надо бросить в Гудзон, поскольку они постоянно искушают нас.
— Специальным гостем на вашем концерте был Алексей Шульгин, научивший компьютер 386DX исполнять рок-баллады и песни Визбора. Как бы ваша гармоха отозвалась о клавиатуре 386DX?
— Она бы сказала: “Charmant!”